Примитивные взаимоотношения ребенка с матерью

Глава І «Примитивные взаимоотношения ребенка с матерью и первые фазы детского развития». Эрих Нойман «Ребенок», 1990 Перевод Прилуцкой М.И.


Мать господствует в индивидуальном развитии отдельного человеческого существа только как матриархальный мир, в котором бессознательное является первостепенным и Эго-сознание все еще не развито, она преобладает в психологии примитивных культур. Одна из фундаментальных особенностей, которая отличает человека от даже самых близких его родственников среди животных состоит в том, что человеческий ребенок, согласно терминологии Портмана, должен пройти через экстраутробный, как и внутриутробный эмбриональный период. Детеныши высших млекопитающих рождаются в состоянии достаточной зрелости; или сразу, или вскоре после рождения они представляют из себя маленьких взрослых особей, которые не только полностью походят на взрослых животных, но оказываются способными жить без родительской опеки. Для достижения подобного состояния зрелости человеческий эмбрион нуждается в периоде беременности от 20 до 22 месяцев. Другими словами, человеческому ребенку после 9 месяцев, проведенных в утробе, необходим еще 1год для достижения той степени зрелости, которая характеризует новорожденных большинства видов млекопитающих при рождении. Таким образом, первый год младенчества целиком должен быть включен в эмбриональный период. В дополнении к первому эмбриональному периоду , в течение которого ребенок физически и психически включен в материнское тело, есть еще второй постутробный, постнатальный период эмбриональной жизни, в котором ребенок уже входит в человеческую общность, и по мере того, как его Эго и сознание начинают развиваться, он «погружается» в язык и обычаи своей социальной группы. Эта фаза, которую Портман называет социальный утробный период, характеризуется доминированием примитивных взаимоотношений ребенка с матерью, которая вначале является целым миром и окружающей средой для него, но шаг за шагом она открывает ребенку новые грани мира.
Этот центральный феномен, специфический для человечества, погружает развитие ребенка в человеческий мир с самого начала.
Зависимость человеческого существования---уникальна, так как в более поздний период своей эмбриональной жизни человеческий ребенок изъят из «вещественных рук природы» и доверен человеческой матери. Примитивное отношение ребенка к своей матери есть нечто большее, чем взаимоотношения примитивного уровня, благодаря этим взаимоотношениям ребенок даже до своего истинного рождения в возрасте 1 года, подвергается влиянию человеческой культуры, так как мать живет в культурном сообществе, чьи язык и ценности бессознательно, но эффективно влияют на детское развитие. Отношение сообщества к ребенку, его полу, индивидуальности и развитию, могут стать вопросом жизни и смерти. Факт того, что родились девочка или мальчик, близнецы, внешний вид ребенка, обстоятельства его рождения, если все это негативно оценено в социуме, может вызвать такие катастрофические последствия для будущего, как органические или психические нарушения в развитии.
Таким образом, уже в пренатальной фазе существует очевидная адаптация к коллективному с его отношением принятия или отвержения по отношению к отдельному человеку. Но параллельно с этой тенденцией адаптироваться , мы сталкиваемся с самого начала с аутоморфизмом человеческого существа, с его необходимостью реализовывать свою конституциональную и особую природу внутри коллективного и , если необходимо, вне его, или в противовес этому коллективному.
В попытке сформулировать законы, управляющие развитием личности, аналитическая психология должна разработать новую терминологию, так как использование терминов, созданных Фрейдом и его школой, приведет к стиранию основных отличий нашего мышления. До сегодняшнего момента эта необходимость упускалась аналитическими психологами и последствием этого стала потеря ясности психологического понимания.
Такие изменения терминологии необходимы по теоретическим основаниям, и более того, использование неадекватных терминов часто ведет к снижению уровня интерпретаций психологических феноменов и в результате к непониманию, что затрудняет осуществление глубокой терапевтической стратегии в работе, или делает это осуществление вообще не возможным.
В нашей попытке пролить свет на примитивные детско-материнские отношения, мы соприкасаемся с феноменом взаимосвязи между развитием Эго и развитием целостной личности, взаимосвязи, являющейся центральной во всей психологии ребенка.
Любое обсуждение развития личности и особенно развития личности ребенка с точки зрения аналитической психологии должно начинаться с предположения, что бессознательное появляется первым и только затем появляется сознание. Целостная личность и ее центр управления, Самость, существует до того, как Эго формируется и развивается в центр сознания; законы , управляющие развитием Эго и сознания, зависят от сферы бессознательного и целостной личности, которая представлена Самостью.
Мы называем центроверсией психическую функцию этой целостности, которая в первой половине жизни ведет, среди прочих вещей, к формирования центра сознания, структуры, позицию которой постепенно присваивает Эго-комплекс. По мере формирования центра сознания самость создает свои производные: психическую инстанцию, Эго, чья роль состоит в представлении интересов этой целостности перед лицом определенных требований внутреннего мира и среды. Символически взаимоотношения Эго с центром целостности—это взаимоотношения сына с родителем. В своем отношении к развитию Эго, центральная целостность (Самость) тесно связана с архетипом родителя. В первой половине жизни господствует психология Эго и сознания, и личность сконцентрирована в Эго и сознании. В процессе индивидуации во второй половине жизни происходит смещение акцентов с Эго на самость. Все эти процессы, так же как и расширение (амплификация) и синтез сознания и интеграция личности происходит под действием центроверсии.
Тогда, когда концепция центроверсии применима к взаимоотношениям центров личности, концепция аутоморфизма объясняет не столько развитие центров психики, а скорее психических систем: сознания и бессознательного. Концепция затрагивает их взаимоотношения друг с другом, например, отношение компенсации бессознательного к сознательному, а также те процессы, которые протекают только в бессознательном или, только в сознании, но служат развитию личности в целом.
Примитивные детско-материнские отношения определяют первые месяцы жизни ребенка. Это период, в который Эго ребенка формируется или, по крайней мере, начинает развиваться, период, в котором ядра Эго, существующие с самого начала, растут и достигают целостности, так что мы можем, в конце концов, говорить о едином детском Эго.
Эта , самая ранняя, фаза существования до образования Эго доступна взрослому в случае пиковых переживаний, так как наши взрослые переживанияэто обычно переживания Эго как части психики, зависящего от присутствия сознания, тогда как неразвитое состояние Эго в период раннего развития кажется делает такое сознательное переживание невозможным. Только когда взаимоотношения между Эго и самостью станут более ясными, станет понятно, что даже в этот ранний период опыт переживаний возможен, и более того этот ранний опыт обладает ключевым значением как для человечества, так и для каждого отдельного человека.
В другом месте мы описывали эту фазу как мифологическую реальность и пытались разъяснять символы, связанные с ней. Термин «Уроборос» был выбран для обозначения начального состояния отсутствия Эго, так как символ уробороса—круглой змеи, хватающей свой хвост ртом и таким образом, «поедающей» его—это характеристика единства психической реальности, исключающей оппозиции. Так Уроборос, как великий круг, в центре-утробе которого зародыш Эго находит защиту,—это характерный символ утробной ситуации, где не существует еще четко отграниченной детской личности, противостоящей человеческому и сверхчеловеческому окружению. Эта неограниченность, главная характеристика утробного состояния эмбриона, широко, но не полностью сохраняется после рождения.
В этом эмбриональном периоде материнское тело—это мир, в котором живет ребенок , еще не одаренный контролирующим и постигающим сознанием, и не обладающий центрированным Эго. Более того целостная регуляция детского организма, которую мы обозначаем термином телесная самость, окружена, как и ранее, самостью матери.
В тоже время те факторы эмбрионального периоды, которые мы обозначили как конституциональные и индивидуальные, развиваются в соответствии с индивидуальной самостью ребенка, но это аутоморфологическое (самоформирующее) развитие включено в отличающуюся реальность матери, которая выступает для эмбриона как сверх-обычная (сверх-нормальная) реальность. Только с помощью вывода о постутробном эмбриональном периоде мы можем показать процесс полного установления той психической инстанции, которую аналитическая психология обозначает термином индивидуализированная самость.
Самым ранним, биологически обусловленным проявлениям самости мы дали название Телесная самость. Это ограниченная и уникальная целостность конкретного человека, свободная от включенности в материнское тело; она начинает существовать вместе с биопсихическим единством тела.
С рождением тела связь ребенка с матерью частично разрывается, но значение этого второго эмбрионального периода для человека совершенно определенно состоит в том, что ребенок после рождения остается эмбрионом, другими словами, остается частично захваченным своими примитивными эмоциональными отношениями с матерью. Ребенок еще не стал собой. Ребенок становится полностью собой только в процессе этих примитивных отношений, течение которых обычно завершается только после 1года жизни.
Особенность раннего детства на стадии отсутствия Эго (во время которой Эго и сознание все еще находятся в процессе развития) состоит во отсутствии пока у ребенка переживания окружающего мира с разделением на противоположности, с субъектно-объектной дихотомией. Этот опыт детства, существующий у любого человека,—это онтогенетическое воплощение единой реальности, в которой отдельно внешний и внутренний мир, отдельно объективный мир и психика еще не существуют. В этом постнатальном эмбриональном периоде ребенок все еще удерживается внутри своей матери, хотя его тело уже рождено. В этой фазе существует примитивное единство матери и ребенка. Становясь собой, ребенок выходит из этого примитивного единства с матерью, чтобы стать самостоятельным субъектом, противостоящим внешнему миру как другому «Ты» и как объекту.
Но эта реальность, окружающая мать и ребенка—это не только психическая реальность, но также объединенная реальность, в которой наши отличные друг от друга сознательные обозначения «внутренний» и «внешний» идентичны (одинаковы) для ребенка. Так если для Эго существует неумолимая (немедленная) связь между желанием осуществить движение и его исполнением, так для ребенка нужда или дискомфорт, голод или холод, связаны с удовлетворением потребностей матерью и ее появлением. Это единство, от которого зависит жизнь ребенка, состоит в биопсихической идентичности тела и мира, в которой ребенок и мать, голодное тело и появляющаяся грудь едины.
Обычно ребенок переживает полную безопасность в этой единой реальности. Когда поднимается напряжение, ребенок подает сигнал криком, потребность более или менее быстро удовлетворяется и напряжение спадает, тогда ребенок погружается в сон.
Даже позднее, во время первых месяцев жизни , по мере того, как Эго все чаще и чаще получает частичное сознавание (сначала в краткие моменты, потом в течение более длительных периодов), а также получает плоды этого осознания в мире, все еще не существует дифференциации между телом ребенка и матерью, которая приносит удовольствие и рассеивает неудовольствие. Для Эго ребенка, с его опытов удовлетворения и неудовлетворения, переживание мира—это переживание им своей собственной матери, чья эмоциональная реальность определяет его существование. Для ребенка в этот период мать не во вне и не внутри, он не переживает ее грудь как чуждую и находящуюся во вне или ее тело как свое собственное. Как и в утробном периоде ребенок и мать все еще сильно сцеплены друг с другом, они составляют двойной союз.
Согласно мифологической терминологии Эго все еще содержится в Уроборосе, и окружающая ребенка мать составляет для него удерживающий сосуд и мир в целом. Все еще недифференцированный образ тела ребенка—такой же огромный и неограниченный как космос. Его собственное пространство настолько соединено с миром, и, следовательно, со всем, что мы обозначаем словом внешнее, что это пространство может быть названо космическим по своему размаху. Только когда Эго ребенка развивается, он постепенно приходит к разделению своего образа тела и мира, одновременно существующего и рассматриваемого ясно как объект, противостоящий Эго. В своей работе «Анализ образа тела и схема тела» Клиффорд Скотт пишет: «Часть телесного образа представляет из себя постоянно меняющуюся схему мира, чьи единственные ограничения состоят в том, что можно обозначить, как пределы пространства и времени».
Двойное единство примитивных отношений является космическим и внеличностным, так как у ребенка нет ни устойчивого Я, ни ограниченного образа тела. Это объединенная реальность, еще не разделенная на внутреннее и внешнее, субъект и объект. Она всеобъемлющая. В этих примитивных взаимоотношениях мать живет также как ребенок , в объединенной реальности, обусловленной архетипически, но только одна часть матери входит в эту реальность, потому что ее отношения с ребенком определяют только часть ее целостного существования. Младенец, однако, полностью включен в эту реальность, в которой мама выступает для ребенка и как мир, и как Самость.
Вместе с рассмотрением того, что в эмбриональном периоде мать является также Самостью для ребенка, перед нами появляется следующая трудность: мы вынуждены признать, что в этой первой фазе примитивных взаимоотношений существует (с точки зрения нашего сознания) удвоенная детская Самость. Ели мы принимаем представление об эмбриональном постнатальном периоде серьезно, мы обязаны говорить, что ребенок становится Самостью, индивидуальной целостностью только в конце первого года жизни, в конце всего интра- и экстраутробного периода. До тех пор ситуация с точки зрения сознания, является парадоксальной из-за нахождения ребенка в этой объединенной реальности.
С одной стороны, существует телесная самость ребенка, детерминированная родом и появляющаяся с паре с индивидуальной телесной целостностью; с другой стороны, мама в примитивных отношениях не только играет роль самости ребенка, но на самом деле является этой Самостью. Однако телесная самость также характеризуется целостностью и не должна рассматриваться как только физиологическое существование, так как телесные и психические склонности, наследственные особенности и индивидуальность уже присутствуют в биопсихическом единстве телесной самости.
С точки зрения нашего сознания, разделяющего мир на противоположности, структура взрослой самости всегда подразумевает Я—Ты взаимоотношения. Эго переживает самость как противоположность, которая внутри психики появляется как центр Самости, а вовне как мир и какой-то человек, или проекция архитипического образа. Это значит, что Самость обладает эротической характеристикой, которая определяет целостное развитие человека, и может быть описана, как индивидуация, связность или изменение этой связности. Так, парадоксально, самость—это то, что является максимально нашим собственным, но в то же время она возникает от «Ты» другого человека; для нашего сознания—это индивидуальный центр личности, но в то же время он обладает общечеловеческим и космическим характером. Эта парадоксальная, двойная природа Самости проявляется уже в раннем детстве: самость как нечто собственное в ребенке—это его телесная самость, а как «Ты» в нем—это его мать.
В самой первой фазе детства связность с «Ты» другого человека задана в самости, и , с нашей точки зрения, вынесена во вне, в мать—но здесь мы должны помнить, что эта концепция внешнего удерживания, выраженная в понятии экстернализации, является не соответствующей космической ситуации младенца. Однако, когда мы описываем единую реальность примитивных взаимоотношений только как взаимодействие между двумя людьми, матерью и ребенком, наши формулировки не соответствуют реальности.
Из-за того, что ранняя фаза детского развития, фаза Уробороса характеризуется минимумом дискомфорта и напряжения и максимумом хорошего самочувствия и безопасности, как характеризуется и единством Я и Другого, единством самости и мира, в мифах эта фаза соответствует периоду райской жизни. Противоположно этому , ситуация, в которой находится взрослый человек, это, естественно, одна из ситуаций страдания. Благодаря взрослому Эго должна развиваться промежуточная структура напряжений между противоположными полюсами Самости и другого «Ты», так как субъект переживаний не соответствует ни Самости (собственной целостности), ни другому «Ты» (близкие люди и окружение).
Ситуация напряжения, возникающая из-за разделения психических систем психических систем (сознания и бессознательного) нормальна для взрослого. Одновременно с соединением существует и разделение целостной личности на два центра—Эго как центр самости и Самость как центр всей психики, включающей сознание и бессознательное—и , одновременно с этим, разделение мира на внешний и внутренний. Эго становится между Самостью и миром, а аутоморфологическое развитие целостной личности начинает зависеть от отношения Эго, как к внутреннему, так и внешнему, как к Самости, так и к миру.
Но в состоянии Уробороса, в период отсутствия Эго, в ситуации, где Эго еще бездействует или пробуждается только на отдельные моменты, указанные противоположности и напряжения не существуют. Так как для ребенка (психологического зародыша) немыслимо противопоставление между Эго и Самостью и материнская среда и мать является одновременно другим «Ты» и Самостью, единая райская реальность преобладает в раннем постнатальном развитии. В послеутробном, как и в утробном периоде ребенок укрыт в удерживающем Круге материнского существования, так как для ребенка мать представляет из себя Самость, «Ты» другого человека и мир одновременно. Самые ранние детские отношения с матерью уникальны, так как в них и практически только в них, противоречие между аутоморфологическим развитием Самости и зависимостью от другого (что наполняет все человеческое существование) обычно не существует.
Однако опыт этого периода, накладывающий свой отпечаток на все будущее развитие и составляющий особую важность для психологии творческих индивидуальностей, является источником продолжающейся ностальгии, которая может оказывать прогрессивное или регрессивное влияние на взрослого.
Только если мы правильно понимаем символизм фазы Уробороса как удерживание «в Круге», мы можем понять, почему термин «аутизм» не пригоден для обозначения этой фазы. Так как Эго еще не сформировалось, то связность примитивных отношений и их эротический характер проявляется космически и внеличностно, а не личностно. Вот почему Рай и Первая обитель, Круг, Океан и Море оказываются среди символов далекого прошлого. Пребывание в космическом мире—это выражение эмбриональной формы до-Эго-существования, в котором контейнирующая мать предстает в символах отхватывающей реальности, иначе говоря, единой реальности. Термин аутизм, обозначающий состояние, в котором объект отсутствует полностью, является понятным только с точки зрения Субъектно-Объектных отношений взрослого Эго. Такое понимание перестает быть правильным, если это относится к пониманию первичной единой реальности эмбриональных пре- и постнатальных первичных отношений. В постутробной фазе существования ребенок живет в тотальном, мистическом соучастии, в психической среде матери, в которой все еще находится во взвешенном состоянии и от которого противоположности, Эго и самость, Субъект и Объект, человек и Мир еще только должны быть образованы. Вот почему эта фаза связывается с «океаническим чувством», которое возникает повторно даже у взрослых, когда реальность единения дополняет, прорывает или замещает каждодневную сознательную реальность с ее разделением на субъект и объект.
В психоанализе резкое противопоставление психической ситуации, в которой находится младенец, и состояние Эго более позднего периода, связанного с объектами, объясняется с помощью понятий «идентификации» и «первичного нарциссизма». В противоположность этому , такие термина как «адуализм» (Болдвин) и «двойственное единство» (Сзонди) с точностью отражают психическое состояние ребенка. Аналитическая психология использует более универсальные термины мистическое соучастие и «бессознательная идентичность» (Леви-Брюль). Сформулированное в этих терминах психическое состояние ребенка интерпретируется не как акт идентификации, а как бессознательная идентичность, как пассивное состояние.
Мы говорили об идентификациях и актах идентифицирования , только когда развитое Эго уже присутствует. Такие идентификации реально происходят, например, во всех ритуалах посвящения. Посвящающий сознательно вызывает идентификацию с предками, с животными тотема и т.д. Но когда мы говорим о бессознательных актах идентификации, мы непростительно проецируем активность нашего Эго на бессознательное, которое в своей реальности характеризуется примитивной идентичностью, которая просто присутствует как таковая. В этом смысле двойственное единство примитивных отношений –это комплекс идентичности, а не идентификация еще не-существующего детского Эго с матерью. Это «существование как таковое» совершенно точно характеризует как единую реальность, так и существование в несубъективном космическом состоянии.
Следовательно, примитивный эротизм первичных отношений (в котором сначала интерпретация, а потом сосуществование и конфронтация присущи жизни видов, так что все существование ребенка зависит от реализации этого комплекса)—это прямая противоположность первичному нарциссизму Фрейда или любому другому вообразимому нарциссизму. Убедительные доводы привели Фрейда к разделению нарциссизма и направленности на объекты, он не правильно расставил акценты, не мог понять безличный комплекс связности примитивных взаимоотношений. Эта связанность—что привело Фрейда к формулировке противопоставления нарциссизма и любви к объекту—это не отношение, так как отношение предполагает и субъект и объект. Этого не существует на стадии отсутствия Эго примитивных взаимоотношений. Это то, что отличает эти первичные отношения от всех других , следующих за ними во времени отношений. При этом эротическая составляющая сопричастности или реципроктной направленности сильнее, чем возможно в любых других отношениях, которые предполагают противопоставление.
В аналитической психологии стадия Уробороса в развитии ребенка со всеми участвующими архетипами, описанная в моей книге «Происхождение и история сознания», соответствует фазе примитивного нарциссизма, еще безобъектному состоянию личности младенца. В этой книге, соответственно, я больше не использую термин нарциссизм, как в позитивном, так и в негативном ключе, что я еще делал в определенной мере в «Происхождении и истории сознания», но оставляю его для обозначения специфического негативного паттерна отношений и негативного развития Эго.
В двойном союзе первичных взаимодействий еще не существует интрапсихического напряжения между Эго и Самостью. Развитие последующей оси психики Эго—Самость и взаимодействие между Эго и Самостью, их противопоставление инициируется взаимодействиями между матерью как Самостью и ребенком как Эго. С этой точки зрения слияние матери и ребенка, Самости и Эго определяется комплексом взаимной связности и зависимости от Эротического начала (Эроса). Так, когда мы говорим об удвоении Самости в первичных взаимоотношениях, мы пытаемся выразить, с точки зрения нашего, разделенного на полюса, сознания парадоксальную ситуацию, превалирующую в примитивных взаимоотношениях. В то же время мы хотим пролить свет на изменяющееся взаимодействие между матерью и ребенком и на развитие Эго ребенка и личности внутри этих отношений.
Примитивные отношения –это основа последующих зависимостей, связей и взаимоотношений. Так как двойное единство гарантировано природой утробного эмбрионального периода, оно проявляется после рождения у млекопитающих и особенно человеческого ребенка как первая необходимость. Вот почему у всех живых существ, получающих жизнь внутри матери, зависимость маленького инфантильного существа от большого удерживающего сосуда стоит у истоков всего существования.
В нашем, способном к разделению сознании эта двойственность проявляет себя тем фактом, что психологическая целостность ребенка, его телесная самость—это аутоморфологическая основа его развития. В то же время существование матери есть абсолютное предварительное условие существования младенца, дающее жизнь и управляющее жизнью ребенка, предпосылка, делающая это развитие возможным.
Здесь опять должна быть применена концепция единой реальности, трансцендирующей себя в разделение тела и психики, разделение внешнего и внутреннего. В этом состоянии психика настолько связана с телом и миром, что психика, тело и мир еще не отличимы друг от друга. Поэтому в первичных отношениях ребенка и матери то, что сознание позже старается противопоставлять и различать как оппозиции (физическое и психическое, биопсихическое и существующее объективно), сначала представляет собой одно целое. С первого взгляда можно предположить, как это делал Фрейд, что телесная Самость представляет собой организм и бессознательный, инстинктивный мир, что бессознательное является характеристикой организма , а мать репрезентирует для ребенка среду и человеческое сообщество. Но по отношению к реальной ситуации такое разделение и такая классификация невозможны. Телесная Самость и мир просто настолько тесно связаны, как мать и психика. То, что позднее будет выступать для Эго как бессознательное представляет из себя в одинаковой степени реагирование биопсихического организма и мир, содержащийся в этих реакциях, потому что реакции и мир на тот момент не являются различаемыми.
Актуальная ситуация является архаической и поэтому сложной для понимания нашим сознанием. Мы упрощаем ее разделением на внешнее и внутреннее, что так удовлетворяет наше сознание. Только в конце постутробного эмбрионального периода развития, когда ребенок точно родился, он живет как отдельный человек, одаренный Эго, которое уже начало отчетливо реагировать на мир, отделенный от ребенка и противостоящий ему. Только тогда мать в качестве мира становится окружающей средой или бессознательным. Но в этот период отдельный человечек уже достигает своей целостной самости. Его телесная Самость и связующая Самость, находившееся в матери, становятся единым целым.
В процессе детского развития Самость, воплощенная в матери из первичных взаимоотношений, или, сформулируем более осторожно, функциональная область Самости, воплощенная в матери, область, которая в примитивных взаимоотношениях становится формирующим опытом для ребенка, должна постепенно «уходить» в ребенка. Независимость ребенка как отдельного Эго и отдельного человека начинается с окончанием постутробного эмбрионального периода и совпадает с выходом ребенка из определяющих границ примитивных взаимоотношений. Затем ребенок становится открытым к другим отношениям, а Эго изнутри и снаружи может противостоять «Ты» другого человека. Только потом, по мере частичного разрушения мистической сопричастности между ребенком и матерью, ребенок перестает быть только телесной Самостью и становится отдельной индивидуальной целостностью, обладающей целостной Самостью и открытой к взаимоотношениям.
Со своим «истинным» рождением человеческая индивидуальность, что характерно, становится не только индивидуальностью видовой, но и частью своей социальной группы. Не только ребенок становится «самим собой», но это «самим собой» оказывается одновременно проявлением внутри и снаружи отношений Я—Ты. С этого момента ось Эго—Самость, отношение Эго к Самости создает свое появление в качестве фундаментального внутреннего феномена психики, в то время как внешнее разделение между Я и Ты, субъектом и объектом становится видимым как отношение противопоставления и к другому Ты и к миру.
Ради упрощения мы говорим о целостной Самости, которая консолидируется только при завершении эмбрионального периода. В ней достигается единство телесной Самости и связующей Самости, вынесенной во вне в мать. Но это не части, а аспекты Самости, которые существуют с самого начала, но становятся различимыми только в процессе развития.
Аналитическая психология приписывает Самости как целостности всей личности, качество исходной величины, данной априори и разворачивающейся в течение жизни. Эта «данность» имеет свои параллели с такими понятиями как энтелехия или монада, а также с астрологическим убеждением в том, что гороскоп, обусловленный уникальным моментом рождения, соответствует уникальности личности, ее конституциональным предпосылкам и скрытым возможностям.
Такой способ размышления, кажется, не согласуется с генетическим, эволюционистским взглядом, согласно которому личность—продукт исторического развития, сформировавшийся под влиянием условий окружающей среды. Одна точка зрения ставит акцент на данности, которая вступает в схватку с окружающим миром, другая—на формирующее действие среды, котороя создает живое существо. Обе точки зрения являются односторонними, только взятые вместе, они заключают в себе полную истину.
Мы не можем говорить о процессах идентификации на стадии отсутствия Эго и ранее Эго-стадии. Также мы не должны смешивать движение Самости от матери к ребенку (самости, экстернализированной изначально в матери) с процессом интроекции несмотря на то, что этот феномен (движение) является прототипом всех последующих процессов идентификации. В реальности интроекция существует только тогда, когда разделение на противоположности Я—Другой, субъект—объект, внутреннее и внешнее развито достаточно, чтобы можно было говорить о помещении во внутрь того, что находилось снаружи. Это происходит, например, когда ребенок уже развил Эго-сознание (т.е. он находится на определенной стадии развития)вбирает в себя определенные особенности отдельной личностной отцовской фигуры и интроецирует их в свое Супер-Эго. Но в первоначальном конгломерате все существует одновременно и внутри, и снаружи, или ни внутри, ни снаружи, т.е. здесь не может быть поставлен вопрос о вынесении вовне или взятии извне.
Перемещение самости матери из пространства единой реальности идет рука об руку с постепенным разделением двойного единства примитивных взаимоотношений. Как только ребенок достигает окончания постутробного периода и становится отдельным человеком, не только его индивидуальная Самость для формирования целостной Самости соединяется с Самостью, находящейся в матери, но более того, Эго развивается по сравнению с его зародышевым состоянием и получает определенную непрерывность вместе с развивающимся сознанием ребенка.
С образованием Эго ребенок постепенно включается в развитие сознание, достигающее вершины, в конце концов, в поляризации взрослого сознания. Но до этой финальной стадии ребенок должен пройти архаические фазы, которые мы можем проследить сквозь историю всего человеческого сознания. Здесь, однако, стоит рассматривать не постепенно развитие от архаически-магического мышления до абстрактно-объективирующего, но скорее, взаимодействие между развивающимся Эго и целостной Самостью, которая установилась через объединение телесной Самости с Самостью, существовавшей в матери.
Эти отношения между Эго и Самостью обладают решающим значением для развития и устойчивого функционирования психики. Мы называем их осью Эго—Самость. Когда мы говорим, что Эго основывается на Самости или что Эго—это производная Самости, мы опять обращаемся к функции процесса центроверсии. Другими словами, мы полагаем сущность этого феномена в том, что целостная личность (для которой Самость выступает как необходимый самостоятельный центр) управляет, контролирует и балансирует все процессы, ведущие к появлению детского Эго и его развитию в Эго взрослого.
Потребность ребенка в сохранении двойственного единства примитивных взаимоотношений практически идентична его инстинкту самосохранения , так как его существование полностью зависит от матери. Но эта потребность не является просто органической или материальной, она не связана исключительно с заботой и питанием. Потеря матери или замещающей ее фигуры меньше ощутима в телесной, чем в психической сфере. Это проявляется в потере контакта с миром, в ослаблении аутоморфизма ребенка, его инстинктов самосохранения, в разрушении первоначал развития Эго.
Первичные взаимоотношения—это выражение целостной связности, что замечательно иллюстрируется тем фактом, что их потеря может провоцировать эмоциональные нарушения, доходящие до апатии, идиотии и даже смерти ребенка. Потеря матери бесконечно больше, чем потеря источника пищи. Для младенца, даже если он продолжает быть хорошо накормленным,--это идентично потери жизни. Присутствие любящей матери, недостаточно кормящей ребенка также ужасно, без сомнения, как присутствие нелюбящей матери, предоставляющей много питания.
Кровное родство не имеет всеохватного значения, так как биологическая мать более или менее заменяема фигурой, играющей тоже аналогичную эмоциональную роль. Другими словами, не личностные особенности, а родовое материнское является незаменимым основанием детской жизни. Мать в первичных взаимоотношениях—это»хорошая Великая Мать». Она есть то создание, которое удерживает, питает, защищает и согревает ребенка и которое эмоционально вязано с ним. Она –основа не только его физического, но также и психического существования. Она дает заботу и делает жизнь в мире возможной. В этом смысле она анонимна и внеличностна, другими словами, архетипическая, как часть специфически человеческого конгломерата, который действует между ней и ребенком. Ее поведение, обусловленное бессознательно, позволяющее ей соответствовать материнскому архетипу,--это жизненная необходимость для развития ребенка.
По этой причине чрезмерные индивидуальные отклонения от нормы, в хорошую или плохую сторону, являются повреждающими. Влияние слишком сильного или слишком незначительного внимания к ребенку оказывается одинаково негативным. Нарушения в жизни матери, болезни, психологические стрессы и расстройства выступают как отклонения архетипического комплекса примитивных взаимоотношений и могут ослаблять или приостанавливать развитие ребенка. Физический аспект, питание, например,--это не просто символ для обозначения психологического фактора, хотя в этой области любой физический факт является символически значимым, соответственно, такие психологические факторы, как нежность, не просто стоят за физическими, хотя не существует ни одного психического фактора без его физического соответствия.
Единение ребенка с матерью в примитивных взаимоотношениях и космический характер пространства, в котором функционируют эти первичные отношения, обладают особыми следствиями для развития детской личности как отдельного целого. Примитивные отношения характеризуются как пространством функционирования в виде системы связности ребенка и матери, так и полюсами этого пространства; но в стадии отсутствия Эго в детском развитии это пространство также является реальностью, свободной от противоположностей. Примитивные отношения, особенно в качестве архетипического комплекса, охватывают двух действующих лиц в ясной реальности их отношений, оба полюса (мать и ребенок), открывающийся один другому и влияющий на него как архетип. Эта базисная архетипическая ситуация гарантирует формирующее функционирование примитивных отношений со всеми витальными последствиями для детского развития.
Говорить о космическом характере телесного образа, в котором ребенок соединен в единое целое с матерью и миром, это не тоже самое, что сказать, что примитивные взаимоотношения имеют место в едином пространстве, где не существует телесных границ как символов отделенности. Мистическое соучастие между матерью и ребенком приспосабливает их друг к дургу. Ребенок бессознательно «считывает» материнское бессознательное, в котором живет, также как и мать—в нормальных условиях—проводит регулирующие действия, бессознательно реагируя на бессознательное поведение ребенка.
Здесь психика все еще не включена в индивидуальное тело, а подвешена в пространстве объединенной реальности, которая содержит внутри себя что-то, что является, в определенном смысле, препсихическим и дофизическим, и что еще является психическим и физическим одновременно.
Этот союз с матерью разрушается только постепенно по мере развития детской индивидуальности и Эго-сознания. К.Г. Юнг приписывал ответственность за появление многочисленных нарушений психики детей психическим расстройствам родителей. Это значит, что до подросткового возраста обычно существует частичный бессознательный союз между ребенком и родителями, особенно матерью.
Эта ситуация мистической сопричастности также выражается, например, в том факте, что состояние тревоги у матери переводится ребенку без необходимости какого-либо прямого или непрямого взаимодействия. Поэтому в аналитической психологии структура идентичности первичных отношений и развитие из него Эго ребенка играют важную и возможно решающую роль. Салливан практически исключительно сконцентрировался на факте передачи тревоги от матери к ребенку. На самом деле эта мистическая сопричастность проявляется в ряде других непостижимых феноменов, о которых сообщали пациенты, страдающие шизофренией.
Если, как это сейчас кажется возможным, определенные формы шизофрении связаны с регрессией к фазе примитивных взаимодействий, мы точно можем понять, почему в состояниях возбуждения, больным шизофренией необходимо участвовать во внутренних конфликтах людей, вокруг них, почему (что широко обсуждалось) они проявляют экстраординарную осведомленность о бессознательном терапевта, и почему они часто более умелые, чем нормальные люди, в понимании болезненного бессознательного окружающих и его символизма. И это упоминание только некоторых среди многих происходящих случаев достоверных парапсихологических феноменов при шизофрении.
Эти феномены, основанные на мистическом соучастии, подтверждают эротический характер этой фазы развития, в которой центрирование психофизической индивидуальности еще не завершено, или как при регрессивном психическом расстройстве, оно находится в незаконченном состоянии.
Связность двух воедино—это специфическая ситуация, в которой еще не отделившееся существо в стадии отсутствия Эго соединено с существом, функционирующем внеличностно, архетипически в этом едином пространстве.
Мать с ребенком вызывает образы не только индивидуальной женщины с индивидуальным ребенком, а архетипы, характерные для человечества в целом. С незапамятных времен люди были глубоко потрясены этим фактом и рассматривали его как сверхличностный. Для материнского сознания ребенок—это что-то индивидуальное, что принадлежит ее собственной судьбе. В реальности же примитивных взаимодействий, как она ее переживает, мать—это любая мать, ребенок—это любой ребенок и взаимодействия между ними есть примитивные взаимоотношения, которые разворачиваются согласно архетипическому предписанному образцу.
Тот факт, что контроль и регуляция детского развития сначала производятся исключительно матерью, которая выступает в роли Самости ребенка, не относится к матери в роли Эго и в роли отдельной личности. Это именно ее среднечеловеческое, по большей части бессознательное и инстинктивное поведение внутри примитивных взаимоотношений, которое гарантирует человеческое развитие для ребенка и его Эго. Когда мы говорим о внеличностной роли матери, проявляющейся в примитивных отношениях, мы относим ее именно к бессознательным аффективным реакциям, так как инстинкт—это продукт не индивидуального, а коллективного бессознательного. В большей степени инстинктивные реакции матери являются естественной основой первичных отношений. Они гарантируют стабильность и самоочевидный характер эротической связи, привязывающей мать к своему ребенку, и даже в животном мире эти инстинкты выражаются в нежности, готовности жертвовать и желании защищать жизнь детей.
Мать создает архетипическое пространство и пробуждает архетипические образы матери в детской психике, где они пребывают, готовые к пробуждению и функционированию. Этот архетипический образ, пробужденный в психике, далее приводит в движение сложное взаимодействие психических функций в ребенке, что является отправной точкой для необходимых типов психического развития между Эго и бессознательным. Эти типы развития, как и заложенные в организме, остаются достаточно свободными от влияния индивидуального поведения матери, обеспечивающими жизнь матери с ребенком в соответствии с ее архетипической ролью.
В человеке эти реакции вызываются в соответствии с системой, широко преобладающей в животном мире: инстинктивные процессы запускаются специфическими «стимульными паттернами»
Так, было обнаружено, что типичные формы головки ребенка запускают человеческий родительский инстинкт. Условия таковы «небольшое личико с большим лбом, выступающие щеки, несовершенные телесные движения». Там, где присутствуют эти черты (даже у малышей животных), они вызывают нежные родительские чувства; там, где эти черты отсутствуют—такой реакции нет. Несомненно, нам еще много необходимо понять об этих инстинктивных феноменах, которые всегда являются выражением архетипически обусловленных взаимодействием между представителями одинаковых видов.
Поскольку в первой фазе примитивных отношений мать представлялась как удерживающий и питающий мир, вторая фаза характеризуется именно человеческой формой материнского архетипа. Здесь, опять, однозначно оказывается, что мать—это архетип, не личная отдельная мать, она—это Великая Мать и Мать Богиня, но в тоже время она уже стала человеческой матерью. Функции, которые ранее исполнялись анонимным бесформенным миром, в котором «затоплен» безразмерный ребенок (функции удерживания, питания, обогрева и защиты), они сейчас очеловечиваются. Это состоит в том, что они переживаются через личность матери, которая первоначально только в отдельные моменты, а потом и непрерывно, переживается ребенком и известно ему как отдельное человеческое существо. Только постепенно, по мере того, как ребенок мелено развивается в личность, наделенную Эго-сознанием, он начинает различать мать как личную, индивидуальную фигуру, и становится субъектом, объектом которого является мать. Даже позднее мать все равно представляется всемогущей; примитивные отношения все еще составляют единое пространство детской жизни до тех пор, пока ребенок не станет самостоятельным и не разовьется его Эго. Только тогда отношения Я—Ты начнут существовать.